Банальности? На первый взгляд – да. Все это мы знаем с детства, все это составляет знакомую, устоявшуюся, незыблемую картину мира, и в том, чтобы повторять прописные истины, многие могут не увидеть смысла. Зачем?

Да затем, чтобы сразу стали видны и понятны масштаб и последствия фундаментальных открытий нашего соотечественника, Ивана Михайловича Сеченова. По большому счету мир, в котором мы живем, устроен и упорядочен по его лекалам. А сами мы, что бы ни делали, как бы ни реагировали на холод и тепло, на агрессию или добродушие, на «убежавший» автобус или забытую и найденную в кармане старой куртки крупную купюру, подтверждаем законы, выявленные и сформулированные этим человеком. Причем происходит это ежедневно, ежеминутно, ежесекундно…

Иван Сеченов родился 13 августа 1829 года в очень необычной семье. История Николая Шереметева, женившегося в 1801 году на своей крепостной Прасковье Ковалевой-Жемчуговой, известна многим – это было экстраординарное событие, о котором судачили тогда, и о котором часто вспоминают сейчас. Отец Ивана Сеченова совершил ровно то же самое – с поправкой на статус. Шереметев был графом, а Сеченов-старший – обычным мелкопоместным дворянином Симбирской губернии. Соответственно, и возможности у них были разные. Для Прасковьи граф Шереметев умудрился изготовить липовые документы о дворянском происхождении ее дальних предков, а максимум, что мог сделать для своей Анисьи Сеченов-старший, это выучить ее грамоте в монастыре непосредственно перед замужеством. Что, кстати, оказало серьезное влияние на жизненный путь их самого младшего, восьмого ребенка – Ивана. Отец умер довольно рано, старшие братья получали образование в разных учебных заведениях, а вот на сестер и на младшего денег не хватало – их начальное образование было домашним, и проходило под руководством матери. Которая, по воспоминаниям Сеченова, питала большое уважение к науке и мечтала, чтобы ее младший стал профессором.

Правда, не уточняла, каким именно. Так что судьба Ивана могла быть принципиально иной. В 1843 году его определили в Главное инженерное училище, что в Санкт-Петербурге. Впоследствии Сеченов утверждал: «Математика мне давалась, и попади я из инженерного училища прямо в университет на физико-математический факультет, из меня мог бы выйти порядочный физик…» Скорее всего – да. Но кроме математики в инженерном училище преподавали еще и фортификацию. А также строго смотрели на дисциплину. Последняя и стала причиной «точки невозврата». В 1847 году на экзамене по фортификации, придравшись к пустячной ошибке, Сеченову мстительно снизили балл, в верхний офицерский класс он не прошел, и на дальнейшей «правильной» научной карьере был поставлен крест. Вместо нее – звание прапорщика и служба в саперных частях.

Благо, была возможность, немного послужив, подать в отставку. В противном случае никакого ученого с мировым именем не получилось. А так вместо подпоручика саперного батальона в 1851 году мы видим вольнослушателя Московского университета. Специальность – медицина. Причем мотивация у нашего вольнослушателя высочайшая. Когда умирает его мать, четверокурсник Сеченов требует, чтобы его долю наследства выдали деньгами. Получив свои 6 тысяч рублей, он пускает их на осуществление материнской мечты и в 1856 году отправляется в Европу, чтобы продолжить обучение медицине.

Вернее, не совсем медицине. Будучи вольнослушателем, он метался. Сначала заинтересовался психологией, которая тогда считалась дисциплиной, от медицины весьма далекой и относилась к богословию и философии, поскольку имела дело с некими «первичными струнами души». Потом заинтересовался анатомией и физиологией. Это было уже гораздо ближе к медицине. Особенно если учесть тему его первой крупной научной работы, которая станет его докторской диссертацией: «Материалы для будущей физиологии алкогольного опьянения».

В самом деле – тема вполне себе медицинская. Более того – весьма актуальная, поскольку именно тогда начали осознавать проблему алкоголизма. И наблюдения за реакцией человеческого организма на алкоголь были весьма кстати. Причем выводы, сделанные Сеченовым, произвели серьезный переворот. Ему удалось доказать, что алкоголь не разлагается в желудке и кишечнике, а поступает в кровь и способен менять функции всех органов. Что алкоголь не стимулирует кровообращение головного мозга, а наоборот – угнетает его. Стимулирует же он работу почек по выделению жидкости, что ведет к обезвоживанию организма…

Словом, результаты были получены отменные. Неудивительно, что судьба работы оказалась более чем завидной: «Диссертацию я никому не представлял, взял рукопись у меня в своем кабинете Глебов, без всякой просьбы с моей стороны она была напечатана даром в «Военно-медицинском журнале» и защищена мной не более как через месяц по приезде в Петербург». Поясним. Иван Глебов – бывший преподаватель Сеченова в Московском университете. К тому моменту он был вице-президентом Санкт-Петербургской медико-хирургической академии. То есть труды Сеченова были оценены матерыми профессионалами. Мечта его матери стала сбываться – после защиты докторской диссертации 5 марта 1860 года Сеченов становится адъюнкт-профессором, а в 1864 году – ординарным профессором, получающим жалованье.

Но в том-то и фокус, что эта диссертация знаменовала собой резкий разворот. К медицине как таковой Сеченов повернулся спиной. Похоже, что все свои выводы насчет влияния алкоголя на организм он считал побочными, а дорожил другими, данными в той же работе: «Все движения, носящие в физиологии название произвольных, суть в строгом смысле рефлективные». Да и первый курс лекций новоиспеченного адъюнкт-профессора далек от практической медицины – Сеченов рассказывает о «животном электричестве». Нет, это не об электрических скатах, а о процессах, которые происходят в нервах и мышцах. И его выводы для середины XIX столетия более чем смелые: «Акт нервного возбуждения есть акт по природе электрический». К тому моменту немецкий учитель Сеченова Герман Гельмгольц доказал, что скорость нервного импульса – всего лишь 30 метров в секунду, что на семь порядков меньше, чем скорость тока в проводниках. Так что почти все физиологи стали сомневаться в электрической природе нервной деятельности. Но Сеченов был упрям и стоял на своем. Между прочим, сто лет спустя, в 1963 году, англичанин Алан Ходжкин получит Нобелевскую премию как раз за работы по изучению электрической природы нервного импульса. Он докажет то, в чем русский ученый не сомневался ни секунды…

Но это будет потом. Пока же русский ученый шел вперед, не отвлекаясь на природу нервных импульсов. Его гораздо больше интересовали другие вопросы. С XVII века, после работ Рене Декарта, считалось, что объективно изучать можно тело, которое представляет собой своего рода механизм, управляемый рефлексами – каждое действие есть ответ на внешний раздражитель. И остановить действие рефлекса невозможно. Во всяком случае, у животных, которые всегда и везде действуют на чистом автомате, то есть рефлекторно. Человек же тем и отличается от животных, что наделен душой и волей. Ни то, ни другое с телесными процессами не связано. Получалось, что рефлексы сами по себе, а душа – сама по себе. Вернее, соединяется с мозгом – «с какой-то его частью, расположенной глубже всех». В общем, как говорится в фильме «Формула любви»: «Легкие дышат, сердце стучит… А голова – предмет темный, исследованию не подлежит».

Сеченов, проводя опыты с рефлексами лягушки, обнаружил, что голова – предмет не такой уж и темный. Оказалось, что именно головной мозг способен тормозить действие рефлексов. Его опыт стал классикой – лягушке вскрывали мозг и помещали ее лапки в серную кислоту. Лапка, получив ожог, рефлекторно отдергивалась. Но когда на мозг в районе зрительных бугров клали кристалл поваренной соли, рефлекс замедлялся, а потом исчезал вовсе – хоть бы вся лапка растворится в кислоте. Стало быть, в мозгу есть центр, который отвечает за угнетение рефлексов. А вся нервная деятельность, включая высшую, складывается из двух процессов – возбуждения и торможения. Причем у человека тоже. Есть внешняя среда, влияющая на человека, и есть головной и спинной мозг. Спинной – чистые рефлексы. Головной – в общем, тоже, но со способностью их подавлять. Причем не просто подавлять, а после анализа ощущений и с целью решения жизненно важной задачи. Грубо говоря, чистый рефлекс спинного мозга описывается знакомым всем присловьем: «Дают – бери, бьют – беги». Но головной мозг может внести коррективы, подавить рефлексы и скомандовать отказаться от подачки, если это нужно. Либо не бежать от побоев, а так ударить в ответ, чтобы отбить у агрессора охоту поднимать на вас руку.

А это уже поведение. Это уже утверждение, что психика – не сама по себе, и не связана с «частью мозга, расположенной глубже всех», а часть взаимоотношений человека и окружающего мира. Следовательно, это принципиально новый взгляд на психологию – очень скоро она становится не болтовней на отвлеченные темы, а реальной наукой, имеющей дело с измеримыми величинами. А еще – зарождение бихевиоризма, то есть науки о поведении. В 1950 году патриарх американской психологии Эдвин Боринг заявлял: «Сеченов стоял далеко впереди западноевропейской мысли в этом вопросе как родоначальник направления, которое привело к бихевиористской революции». Та же в свою очередь оплодотворила политологию, которой тоже отказывали в статусе науки, но вынуждены были смириться – теперь политология вполне респектабельная дисциплина. Между прочим, где поведение и политика, там и управление. А наука об управлении – неважно чем, людьми или электронными системами – называется кибернетикой. Основатель отечественной кибернетической школы Петр Анохин никогда и не скрывал, что в основе его работ по теории функциональных систем лежат труды Сеченова.

И это еще не все. Исследуя рефлекторную мышечную деятельность, Сеченов доказал существование «мышечного чувства» – того самого, которое позволяет нам в любой момент времени понимать, даже с закрытыми глазами – сидим мы, стоим, идем, а если идем, то с какой ноги… А ведь за исследование мышечного чувства англичанин Чарльз Шеррингтон в 1932 году получил Нобелевскую премию. Но Сеченов двигался в другом направлении – к концу XIX столетия, анализируя вопросы утомления мышц, он пришел к выводу, что утомленные мышцы быстрее восстанавливаются во время активного отдыха. А также к тому, что рабочий день по физиологическим причинам не может продолжаться дольше восьми часов…

Все это, как ни крути, восходит к труду Ивана Сеченова «Рефлексы головного мозга», что вышел в 1866 году, был арестован, но после суда, выигранного ученым, вышел в свет снова, что было многими воспринято с неудовольствием. В частности, министр внутренних дел Петр Валуев негодовал: «Объяснить, хоть и с физиологической точки зрения, внутренние движения человека результатом внешних влияний на нервы – не значит ли ставить на место учений о бессмертии духа, учение, признающее в человеке только одну материю? Сочинение Сеченова признаю неоспоримо вредного направления». Министр ошибался. Единственным реальным вредом от этой книги Сеченова было то, что юный семинарист Иван Павлов бросил духовную семинарию. Правда, он пошел физиологию в университет, чтобы стать потом первым русским Нобелевским лауреатом…

• В роду матери Сеченова были калмыки: «От нее я получил тот облик, благодаря которому Мечников, возвратясь из путешествия по Ногайской степи, говорил мне, что в этих палестинах, что ни татарин – вылитый Иван Михайлович».

• Став прапорщиком, Сеченов по-детски радовался обретенной свободе, но огорчался, что у него еще не росли усы: «Я в первые же дни купил накладные и по вечерам щеголял в них по улицам».

• Лекции Сеченова дали творческий импульс Ивану Тургеневу и Николаю Чернышевскому. Первый сделал его прототипом Евгения Базарова из романа «Отцы и дети». Второй – прототипом Рахметова из романа «Что делать»